– Я должна убить его?
– Да. – Эйс подошел к мужчине, поднял того на ноги и держал, пока Аннет собиралась с силами.
Девушку охватила паника. Все люди представляют, как они убивают кого-то. Ненавидя, или страдая. Но в момент, когда жертва обездвижена, а рука сжимает орудие убийства, все начинает растворяться. Уверенность, здравомыслие, логика. В такой ситуации эти понятия не имеют никакой ценности, ими нельзя объяснить возлагаемые на себя обязанности Господа. Смирение со смертью матери, к которой причастна Аннет, не идет ни в какое сравнение с грузом и тем клеймом, что ставит на себя девушка, оказавшаяся в безвыходной ситуации.
У Роберта нет шансов. Нет выбора.
– Прости…
Аннет двинулась в сторону мужчины, который отчаянно, прикладывая последние усилия, мотал головой из стороны в сторону. Эйс закрыл его рот рукой, комната наполнилась рыданиями Роберта Олсэна.
– Он все равно тебя убьет!
С этими словами Аннет вонзила нож точно в место, обозначенное черным крестом. Кровь моментально залила руку, до сих пор удерживающую оружие, в теле мужчины. Сдавленный крик звучал в унисон с тяжелым дыханием Аннет. Тело Роберта постепенно опускалось на пол, залитый лужей горячей крови. Девушка упала на колени и смотрела на лицо человека, глаза которого перестали моргать. Напоследок тот лишь тяжело выдохнул. Наступившую тишину разбил металлический грохот – Аннет бросила нож.
– Mors sua, vita nostra – его смерть, наша жизнь.
– Замолчи, пожалуйста. – Девушка не думала о том, как отреагирует Эван на ее слова, перед ней лежал труп мужчины, которого она убила.
– Встаньте, Аннет.
Эйс подошел к ней и страстно поцеловал, положив свои руки на щеки девушки, постепенно вплетая пальцы в ее волосы. Отпрянув, он добавил:
– Я пошел варить кофе. Поднимайтесь, как только перестанете жалеть себя. С минуты на минуту придет Эулалио, здесь нужно будет убраться.
Аннет молча делала глоток за глотком, смотря в окно, на то, как снежная стена по-прежнему превращает город в большое безлюдное белое полотно. Все дома стали похожими друг на друга, одетыми в молочные чехлы. Лишь рядом с жильем Эвана можно было увидеть следы, оставленные Лали, но постепенно исчезающие в крупных хлопьях тяжелого снегопада. Она слышала, как шелестят мешки для мусора, в которые мальчишка укладывал останки Роберта Кристофера Олсэна. Внезапно за спиной послышался голос Эвана:
- Течение унесет вместе с собой последнее напоминание о случившемся. Температура воды на Бостонском побережье не падает ниже семи градусов, что позволяет скрывать улики в любое время года. – Аннет как будто и не слушала его.
– Ты говорил о том, что Роберт не научился уважать женщин. Что он сделал?
– Ничего, Аннет. Всего лишь немного ложной информации, которая, думаю, повлияла на ваше решение. Да, быть может, вы не сочли это основным аргументом, размышляя об убийстве, но отчасти вы задумались. Потому и интересуетесь.
Аннет не была удивлена.
– Знаешь, в какой-то момент у меня мелькнула одна мысль. Разбежаться и ударить не в бедренную артерию Роберта Олсэна, а в твою сонную. Покончить со всем этим кошмаром. Ведь, если нет тебя, нет и Попутчика, не так ли? Я не нужна ему в отрыве от Эйса, с которым тот ведет свою игру. Да, скорее всего, ты бы пресек мою попытку, но я не чувствовала бы себя так паршиво.
– Это первое впечатление, Аннет. Пройдет время, и без этого вы не сможете жить. Я вам обещаю.
– Да ну? Почему ты так в этом уверен? Мы же не о каком-нибудь гольфе говорим!
– Потому что мы с вами одного помола, дорогая моя. – Аннет чувствовала нарастающий гнев.
– Тогда скажи мне вот что: почему ты не трахнул меня? А просто поцеловал. Надо было упасть в лужу крови, сорвать с меня одежду, прижаться к неостывшему телу того мужчины. Если это – норма, – Аннет указала в сторону подвала, – почему бы и не развлечься таким образом? – Она сделала небольшую паузу. – Я пойду к себе, хочу немного поспать. С вашего позволения.
Через минуту после того, как девушка отправилась в спальню, Эулалио сделал последнюю ходку за останками и подошел к Эвану.
– Я закончил.
– Ты – молодец, Лали. – Эйс передал мальчишке деньги.
– Вы поругались с ней?
– Нет, мой юный друг, все намного проще. Аннет поняла, каково это – что-нибудь значить.
4 января, 1974 год. Бостон.
– Хотя ресницы душу скрыли тенью, ты блещешь грустной нежностью своей, как серафим, несущий утешенье, но сам далекий от земных скорбей; и я склоняюсь ниц в благоговенье и оттого люблю еще сильней. Лорд Байрон невероятно точен в своих метафорах. Он подобен хирургу, каждое движение которого носит воистину судьбоносный характер. Прошло пятьдесят, а затем – и сто лет, но поэзия Джорджа Ноэла Гордона Байрона, как и прежде, бьет в самое сердце, будоражит воображение, разжигает во мне чувственные эмоции, стреляя на поражение альтернансами и аллюзиями, пылая триолетами и эпитетами. Сводит с ума. – Услышав последнюю фразу, Аннет открыла глаза. Перевернулась на спину и хриплым голосом ответила:
– Несколько пугающе звучит фраза «сводит с ума» из твоих уст, Эван.
– Я не зря процитировал именно эти строки, моя дорогая. «Серафим, несущий утешенье». Когда ваши глаза закрыты, а губы шевелятся в такт речи, произносимой вами же во сне, я не могу позволить себе отвернуться, или даже моргнуть, опасаясь упустить хотя бы мгновение вашего чуткого временного забвения. Ваше лицо не искажено какой-либо маской, которой вы пытаетесь прикрыться, оказываясь со мной наедине. Вы все еще не знаете, как вести себя в моей компании.