– К чему вся эта вычурность? В обстановке, деталях?
– Homo sum et nihil humani a me alienum puto. Мне и впрямь не чуждо ничто человеческое. Перфекционизм – не заболевание, но образ мышления. Я убежден, что наилучшего результата можно достичь. Это неизбежно. Несовершенство носит оттенок неудачи, означает, что где-то была допущена ошибка, Аннет. Взять хотя бы вашу речь. Вы позволяете обращаться ко мне, как к старому другу, вернувшемуся после долгих лет разлуки, задаете такие вопросы, которые никак не связаны с тем, что произошло на днях. Не нужно ничего забывать, ибо в таком случае стирается грядущее. Неразрывная связь.
– А как же настоящее?
– Его нет, дорогая моя. Покажите мне что-либо реально существующее в данный момент. Хотя бы одну вещь. Вы сидите в кресле. Казалось бы, это происходит в данную секунду. Но проходит мгновение и все меняется. То, что было чуть ранее, становится прошлым, любой расчет строится на ощущении будущего. Настоящее – словно феникс, воспламеняющийся не ради себя. Сгорает, дабы прошлое и будущее обрели смысл. И так до бесконечности. Вы жертвуете затрачиваемыми минутами ради того, чтобы через час вкусить плод своего труда. А делаете вы что-то лишь потому, что прошлое обязывает.
- Почему ты ничего не рассказываешь мне о том, что нас ждет дальше?
– Пока что нет никаких «нас», Аннет. Вы питаете какие-то пустые иллюзии относительно того, что мы покинем страну, или навсегда уйдем в подземелье. Но этому не бывать. Сегодняшний вечер мы проведем у меня в кабинете, там я и расскажу, что ждет «нас» в ближайшее время. А пока вы можете отдохнуть, насладиться третьей сюитой Баха, но также вы вольны пойти на улицу, немного развеяться. Советую обходить машины полицейских стороной.
– Нет уж. Я, пожалуй, останусь в доме.
– Тогда не тратьте время впустую.
– Что…
– Аннет! – Эван слегка повысил голос. – Не задавайте мне глупых вопросов. Просто не тратьте время зря. А мне нужно работать.
Consuetudo est altera natura*.
В костюме Brioni Эван выглядел сногсшибательно. Аннет провожала его взглядом до самого кабинета и смотрела на пустую полуарку в течение еще некоторого времени. Все трудности, сопровождавшие ее до сего момента, постепенно отступали. И сколько бы ужаса не наводил персонаж Эвана, где-то внутри Аннет чувствовала, что он не способен обидеть ее. Да, именно с его подачи была убита Дорис. Он покончил с ее супругом. Но даже после всего случившегося жизнь не остановилась, более того, не кажется чем-то обязательным. Эйс учит Аннет ценить слово, каждую мысль, обдумывать любое принятое решение дважды. Если бы он хотел убить ее, это не заставило бы себя долго ждать.
Аннет по-прежнему сидела в кресле и вертела в руках обручальное кольцо, некогда подаренное Джейсоном Лоутоном. К чему оно ей?
«И вы очень меня огорчите, если выберете другого спутника», – это было в письме.
Но что он хотел сказать? Чтобы она хранила верность супругу, пусть даже усопшему, до конца своих дней?
Или Эван не хотел «опоздать»? Оказаться позади кого-то, кто вновь занял бы ее сердце?
Можно было бы спросить, но это – пустая трата времени.
Аннет подошла к окну и всмотрелась в безмятежно ниспадающие снежинки. Безветренная погода – редкий гость на восточном побережье. Все в этом мире повернулось вспять. Аннет сняла кольцо и положила на подоконник. Оказывается, один маленький золотой хомут способен сковать сильнее любого возможного насилия.
Consuetudo est altera natura* – привычка – вторая натура.
3 января, 1974 год. Бостон.
Когда Аннет вошла, Эван убирал какие-то бумаги в ящик своего стола, больше похожего на авианосец. Уже давно стемнело, кабинет освещался лишь за счет бронзового светильника, к которому и потянулся Эван, чтобы сделать атмсоферу в помещении немного ярче.
– Присаживайтесь, Аннет.
Он поднялся и вышел из кабинета. Складывалось впечатление, что Эйс спокоен, как никогда, все как будто идет нормально. Не учитывая полицейских и детективов, разыскивающих девушку, убившую собственную мать. Также в участке знают, что с ней был соучастник, мужчина, ударивший ножом врача и скрывшийся вместе с преступницей с места происшествия. Аннет слабо верилось в то, что хоть кто-нибудь опишет Эйса, позади почти двадцать лет, от его руки погиб не один десяток человек, а может, не одна сотня, но он по-прежнему на свободе. Как ему это удается – загадка. Возможно, ответ кроется в пресловутом перфекционизме, которому, похоже, он и собрался учить Аннет.
Прошло не менее получаса, прежде чем Эван вернулся с небольшим серебряным подносом в руках, на котором стояли фарфоровый кофейник с удлиненным носиком, плотно закрытый крышкой, и две маленьких чашки с широкими верхними краями. Терпкий аромат моментально заполнил все помещение.
– Первоначально, Аннет, кофе готовился как отвар из высушенной оболочки кофейных зерен. Уже потом возникла идея их обжарки на углях, – рассказывал Эван, разливая напиток по чашечкам, – и, вероятнее всего, впервые кофейные зерна были доставлены в Европу в тысяча пятьсот девяносто шестом году немецким натуралистом Беллусом. В тысяча шестьсот четырнадцатом году Пьеро делла Валле, долгое время живший в Персии, пишет в письме из Константинополя: «Турки имеют один черный напиток, который летом освежает, а зимой согревает. Они утверждают также, что после ужина он не дает человеку уснуть. Вот почему тот, кто намерен ночью учиться, его употребляет». Угощайтесь, Аннет. Ваш покорный слуга лично варил его, чтобы вы могли ночью учиться. Познавать так, как я от вас этого требую.